Ясно, что автор — староверец. Житие написа­но живым и красочным языком, витиеватые церковно-славянские авторские словообразования соседствуют с повседневной разговорной лексикой, особенно при передаче прямой речи участников со­бытий.

Завершается авторское послесловие предостережением: «Яще зде в речах или в прописех не­что что погрешено обрящет, то молю християнским советом благолепие исправити, а трудившему­ся в богодухновенном деле сем благословение богорадне исправления наградити, а не клятвою злосердою поразити, да и сами в день страшнаго испы­тания милости и щедрот Божиих получити в погрешенных прощения сподобятся. Аще ли же кто дерзив и напраснив, в нечесом (в чем-либо - ред.) Святейшия Церкви предстоящих зде важных та­инств закона пременяти и извращати собою поку­сится, то таковый не со мною грешным, но с сим святым Иоанном мучеником в день Страшнаго Суда Господеви в прекословии да предстанет. Аминь».

Месяца июния в 25 день убиение блаженнаго младенца Иоанна Никифоровича страстотерпца

Вещи и дела, аще не писаны бывают, тмою мра­ка покрываются и гробу безпаметства предаются, написанная же — яко одушевленна вещают и пра­во и зарно (зримо - ред.) показуют.

Бысть в богоспасаемом граде Угличе посадский человек некий, благоверен и благочестив, славен же и богат, именем Никифор Григорьевич, прозванием Чеполосов; такоже и супругу себе име благоверну же и благочестиву, именем Анну, и родися им сын, о нем же нам и повести сказати слово предлежит, именем Иоанн Никифорович[1]. И по обычаю християнскому божественным крещением бысть просве­щен и духовно отрожден во осмыи день плотскаго рождения своего, и по крещении благодать Божия бе всегда на нем. И растяше телом зело прекрасен, наипаче же духом страха Божия процветаше и укрепляшеся, и потом такоже некоему християнину в научение грамоте приведен бысть, пяти лет от рож­дения своего сущий. И по вся дни исхождаше учитися, провожаем бе некиими их отроцы (слугами - ред.) до училища, а наипаче с неким злобным чело­веком, ближним бывшим родителю его и любимым ради его правления неких заводных рукодельств, хождаше (Иоанн - ред.).

И в един от дней прилучися блаженному Иоанну единому пойти до училища; а наипаче сие сотворися по некоему злобственному на родителя Иоаннова от того злобнаго убийцы Иоаннова сердцескрытному ухищрению. Убийце же тому окаянному яко тогда небывшу в своем рукоделствии, но прехитростне сего блаженнаго Иоанна единошествующа наблюдати возусердствоваше и тако и получи всепреокаянныи. И егда Иоанн идяше и от очес матернозримых зань (от материнских глаз - ред.) за некою храмину шествия грядущаго заходити начен и не­видим ктому матери своей бываше, но к намерен­ному учения грамоты преспеваше и быстро течаше, тогда сей всезлобныи, нарицаемой Иеросалимской веси, от града Углича яко два поприща отстоя­щий, житель, глашаемыи Рудак, сии есть толкуется разбойник или лукав, навстречю Иоаннову, яко волк во образе лисы на агня незлобивое течаше и, объемляще благолепнаго Иоанна, лобызаше. И словеса лщения к юному младенцу изливаше, гуляти его с собою зваше. А понеже тогда и день семичнопогребения настояше умершим[2] (особый чин общего по­гребения безродным - ред.) и крестный ход от гра­да на Убогий Дом бываше. Оный же блаженный лисе веру емлет, и яко юный млад детищ намеренное училищное грамоты дело забывает. А наипаче яко верному их рабу совету преклоняется и гуляти со оным тещи обращается. Он же злобный убийца, ухвати сего блаженнаго, яко пес скрегчющими зу­бами, тако сей окаянный смертоубиственными скверными руками нести Иоанна взимашеся, а сер­дцем убийственному делу поущашеся. И егда веси своей жилища достизаше, тогда преже в свой ему дом занести понуждашеся и крестного прихода в него дому пождати совещаше, понеже еще до обе­ден сие ухищрение над Иоанном бяше. И егда крес­тное прихождение приспеваше, сей же всезлобныи обещание свое ко блаженному извращаше и, яко птенца Голубкина, взимаше и в коник (подпол - ред.) некий его суще жива со острым тернием бросаше. Брося же в коник, всепроклятый, и яко от некоего злодея и дверь заключите низу спущаше, и блажен­ному вопити прещаше, глаголя: «Аще будешь кричати, то ножем тебе заколю!» Оный же яко младенческий кричаше, но ничтоже успеваше, но паче и глас от крику пресыхаше. И тако заключив блаженнаго, на свое дело обращашеся и сживущими ему нож пресказания (угрозу - ред.) поставляше. Оным же всезлобнаго человекоубийцы трепещющим и Иоаннова страстотерпческия болезни таящим, но обаче домосживущии (домочадцы - ред.) убийцы смилишася по Иоанне: на оном конике некою скважню (отверстие - ред.) быта ухищряют и тою, яко птенца голубинна, милосердно и тай всезлобнаго она человекоубийцы блаженнаго питают.

Что же последи Иоанна родителем его, каковая скорбь, каковая болезнь, каковое нечаянное рыда­ние приспеваше, аще и изрещи несть возможно, но обаче нечто мало о тех поведати зде предлежит. Егда оным родителем по християнскому закону, а наипа­че по усердному их благоверия тщанию, крестному хождению примесившимся, к христианским собо­ром соприплетшимся к грядущим и блаженное чадо Иоанна неким отроком взяти из училища приказав­шим, и на оное соборнокрестнохождение и привес­ти за собою приказавшим. Оным же отроком, до училища дошедшим и учителя об Иоанне вопроша­ющим, оному же рекшу, яко сего дни Иоанн во училищи не бывал. И сим же отроком, мневшим, яко Иоанн по детству прошел на той гулящей день с некими детми прежде училища во Убогий Дом, и там уже гуляет, и родителем о сем сказати и нерадящим. Оным же оттоле яко в полудни возвращаю­щимся и о блаженнем отрокове потязающим, чего ради к ним Иоанна не приведоша. Оным же сказав­шим, яко во училищи его необретшим и мневшим де нам, яко прежде училища Иоанн с некими детми тамо играти ушел. Родителе же на Убогий Дом тех отроков искати Иоаннна пославшим. Оным же шед­шим и не точию Иоанна съискавшим, но ниже слух о нем яковыи тамо бе и таковую печалную весть родителем донесшим о нем. Тогда яковыя исполнитися печалныя горести родитель блаженнаго, егда сие услышав, всюду града искати повелев, и егда ищем бяше даже до вечера и нигдеже обретаем, тогда яковыя терзательныя внезапно родителския видети горести, яковыя сердечныя воззрети болезности, родитель онаго едва мало себе ножем не закла. И яко по мертвом рыдати начинает, и яко по утопшем ревети глашает. и яко по скраденном лице свое драти приготовляет. Что же и матерь блаженнаго? Яко­выя поточныя изливаше горкорыдателныя слезы, яковыя же преестественныя испущаше вздохи, и яко мертваго слезами омываше, и яко утопшаго ужницы (косы - ред.) влас своих изрываше и на якорь искати блаженнаго в волжноречных быстринах навязати должины ради нестатия вервок даяше.

И якоже искраденнаго, егда в глубине речноволжней необретаваема видяще, помышляше о блаженнем, тогда наипаче матернею утробою терзашеся и ногты лице свое драша. И так до тово дорыдаше, что и простовласа ходити не можаше, но водима некими волосы распускавши изумяшеся (обезумела - ред.). Такоже и родитель блаженнаго едва в двадесяточетыречасное время во слезах мало отдохнувши, и неким советующим оному по дорогам и по лесам блаженнаго поискати, с ними же и убийца оный мучитель вся дни искаше страдания Иоанно­ва, и нигдеже обретаем блаженный вещаем бываше. А убийца он все проклятый кровопиивец днии искаше, а на нощи в дом свой отхождаше и блажен­наго ис конику выимаше, и по ланитома младенчищнаго детища скверною человекоубийственною его рукою бияше. И вопрошаше о родителех блаженна­го: «Не имееши ли печали по отце и по матери, га­деныш (тако блаженнаго нарицаше), и называти будеши ли мене орцем твоим?»

Что же оному мужественному во младенчестем возрасте не яко младенцу, но яко совершенному от­року, или паче рещи мужю доблю и християнский закон до конца не словом точию единем, но и самим делом исполнити возжелавшу, а наипаче благодатию Всесвятаго и Животворящаго Духа учим и укреп­лен до конца, врага и убийцу своего посрамляше, и ему тако отвещаваше: «По родителех моих печаль мою имею, и тебе отцем моим нарещи никогда не смею». И тако той окаянный Иеросалимской веси житель чрез 15 дней и нощей блаженнаго Иоанна во дни в коник и на остром некоем тернии запираше, а в нощех выимаше и по ланитома и конскою плетию, — от суровства и паче зверьства! — бла­женнаго бияше. Но неции глаголют, яко и по зубку на каждую ношь блаженнаго изрываше, и единаго сего точию вопрошаше: «Отрецыся отца и матери, и мене нарцы отца твоего, и отпущу тя!». Оному же блаженному, егда пока нилоструйный уд в гортани отвождашеся, тогда глаголя: «Отца и матери моей не отрекуся, и тебе отцем не назову!». Егда же гор­тань и язык от нестерпимых наложения ему язв пресыхаше, и ктому же и от глада изнемогайте, аще бо и тай в конике пометаемыми ему крохи хлебными напитатися ему от вышеявленных моляшеся, но он, видя себе конечныя болезни готующююся смерти чашю, мало от тех вземля ядяше, и тако глаголати не можаще младенческую (на извещение отечества своего) руку горе возвождаше и два перста на зна­мение Честнаго Креста воображения на лицы сво­ем полагаше и сим всяко яко во Христе два естества образоваше, тако и отца и матери своей преблаженное благочестия приближение себе притягаше, и онех родителей своих вместо дву естеств во Христе двема персты на лицы своем всяко сродных себе начертаваше, а сего окаяннаго, ему отца нарицающагося, низлагаше и посрамляше. Что же на ко­нец мучения сего блаженнаго Иоанна младенца сей все суровый дикий вепрь сотворяет, не убояся всех создателя Бога, не содрогнуся безгрешнаго младенческаго сего блаженнаго состава: егда не возмог прелукавственными ласкании, не возмог пресуровейшими биеньми отческаго прилепления Иоанна отвратити, тогда что сотвори всепреадский адожитель? Ухватил великосооруженный острый нож и безгрешнаго блаженнаго младенца по толиком мучении, по толиком терзании двадесятию четырми и прочих ножераны смерти ему убиение нанесе и двадесятопятый нож честную сквозе блаженнаго главу пронзе, си есть из ушка страдалцова в другое ушко пробия. Тогда, о коль великия болезни! о коль велия нестерпимыя скорби! Егда острый и велий таковый нож сквозь всю главу блаженнаго Иоаннна пронзашеся, тогда святая душа его от телеси (неудобо про­чее держима быти можаше от таковыя нестерпимыя томительныя скорби) богорадно разлучашеся, и от остроты великаго подвига на безболезненную и приснорадостную вечную жизнь прехождаше, и ангелы ликов вземлема к неизреченней радости, вся воздушная мытарства неудержанно пренесен бысть, и в руце Божии, аки благий небесный дар отнесен и вдан бысть.

И таковою горчайшею смертною чашею, тако­вою нестерпимою болезнию блаженный Иоанн раз­решается телесных соузов и в небесныя селища ве­нечник восходит, и яко по лествице, тако по непо­винном своем страстотерпческом подвизе ангельс­кими руками святая его душа в руце Богу скороборзостне востече.

Что же той всеокаянныи на всечестнем блаженнаго младенца теле яковое милосердное сочисляет погребение, яковое святолепное желает творити помяновение? Но сего всего лишает, окаянный, — яко да некая погребенная в пепел огненная искра возвеется ветром и, возгоревшися, того самаго всезлобнаго убийцу и с его домом сожжет — вывозит блаженнаго тело нощным смерткосмерчием, и мало подале онаго церкве Убогаго Дому во мховязкое блато втоптати покушается и прикрывает страдалческое блаженнаго Иоанна тело блатным (болотным - ред.) мхам до рамен (плеч - ред.) его предпоогустелы земным прахом, аки плинфы (плиты - ред.) сгустившимися твердаго мхосопряжения скалом земным, неявлено.

И егда все своего всезлобнаго детелства окончание мняшеся окаянному достигнута потребления блаженнаго Иоанна памяти, тогда внезапно вскрывается Божиим мановением над блаженным Иоанновом телеси наметанное мховязкое покрывание, и яко на некоем честнем высохшеблатном песце тело блаженнаго цело и невредимо чрез осмь днии ле­жания обретаемо на том месте пастырми, скот ох­раняющими бывает.

И якоже достовернии нецыи глаголют, яко во вся осмь днии над блаженным Иоанновым телом в нощи невозженная никим свеща свята Божия являшеся, и ангельское некими пение внушашеся. И тако тем пастырем егда тело блаженнаго узревшим, тогда во град борзостне потекшим. И яко тогда седмичный день прилучися, и родителем Иоанновым в церкви Божии божественную литургию слушавшим и уже яко херувимской песни дошедшим, внезапно всежалостно поведаемую весть от пастырей внушившим, сице пришедший возвестиша:

«Никифор Григорьевич, сын твой, аще и вне­шний зрак виду премени, но обаче обретен есть». Что же отческия адамантския души и несуменныя веры, яже к Богу надежды, како нимало не поколебася душею, како не смятеся отческоутробным, по всевозжеланном своем чаде, сердцем, сице возве­щающим отрече: «Дайте ми божественную духовозносимую жертву Божия Агнца, за весь мир закланнаго, дослушати, и потом, якоже той Сын Божий, объявив моего вам сына тело, и мене его зрения не лишит. И егда совершися божественная литоргия[3], тогда родитель блаженнаго просит причет церков­ный еже его сына обретенное умершее тело прине­сти в Божию церковь святолепно и со обычными надгробными псалмопении погребсти близ святыя церкви молит. Онем же причетником церковным таковаго веротерплаго християнина быти почюдившимся, како, егда услышав вышеявленных о обре­тении блаженнаго младенца телеси, несмалодушествова нимало, ни молве оной ухо свое всежалостне преклоняше, но паче духовне возносимей Божий Жертве внимаше и всю свою надежду в Божие стро­ение вверяше, за что и священнику тогда забыта своего общества християном бываемаго обеду и ниже священныя ризы с главы спустити хотяше, но яко же бе в божественней службе, тако и по блажен­наго Иоанна тело, яко в некое крестнохождение, якоже неции глаголют, и херуговь нести пред собою самоповеленне веляше и с Честным Крестом, яко по страстотерпца, яко по венечника благовонные мощи идяше. И егда онаго места блаженнаго близ мощей прихождаше, тогда яко неким ароматом не­бесным облагоухаем бываше, и необычному чюдодействию удивляшеся.

И егда до самых мощей блаженнаго достигнута являшеся и убиенна Иоанна видеша, тогда что узревше коликое страха и ужаса полное зрение, коликое всежалостное видение яко скроз всю главу блажен­наго младенца пронзен острый нож блещашеся.

И наипаче толикаго трепета, толикаго ужаса: никто тогда оный нож из ушков блаженнаго и выняти не можаше, аще и великосилнии нецыи приступаху и вон выдернуть покушахуся, но не можаху, яко бо прицеплен некоею Божиею силою не вымашеся. а наипаче кем забиян, тем и вынят быть, и звук гласа, яко словесный, испущаше. И тако на одре блаженнаго Иоанна тело положиша, и с Честным Крестом в Божию церковь святолепне принесено бяше.

Тогда оный, убивый блаженнаго, всеми познан бываше, и егда блаженное Иоанново тело святолепне земли предадеся, тогда оный познанный убийца в град­ское судилище отведеся и темне месте заключися.

И егда по закону Божию оному всеокаянному мученей томление наложите и потом огнем его сожещи приговорити, подобающее над ним вскоре тако учинити готовляшеся дело, тогда сей блажен­ный венченосник Иоанн Владыку Христа Бога всех и о убийце умоляет, и онаго от таковыя нелепотныя казни свобождает. Во едину от нощей родителнице своей матери является и молит ю дабы онаго убий­цу всезлобнаго кровопийцу от градоотмстителнаго кровопролития у камандующаго изъяти. И егда оной блаженнаго матери Иоанна явление его явити нико­му восхотевшей, но потаити нудящейся, тогда в дру­гую нощь обоим является блаженный родителем и с прещением поношая глаголет: «Яко аще не исходатайствуете, рече, сего убийцу, то мене не точию зде, но и в будущий век зрети лишистеся».

И оным воспрянувшим и друг другу видение единако бывшее поведавшим и удивляющимся о сем воспомяну ж и прешедшей нощи матерь блаженна­го бывшее единей ей преже видение, и тако совещавшеся друг со другом и оного убийцу исходатай­ствовавшим, нимало что еще ему кровопролитие учинившим болще той окаянный и всезлобный му­читель и утече градскаго покажнения, но не утече всяко от мстителныя руки Божия, ибо якоже всезлоб­наго кровопийцу, тако всеяростно по мале времени Праведный Судия осуди его жива червми искипети. И тако злый зле и душю своею, стенящи, люте извержев.

И яко по летописцу убиение блаженнаго Иоанна в лето 7171 (1663) году месяца июния в 25 день бе на память преподобномученицы Февронии, а от рождения Иоаннова в шестое исполняющеся лето, и так в том же 7171 лете и погребение июля в 6 день, на память преподобнаго отца Сисоя, у церкви древяной Рожества святаго Иоанна Предотечи блажен­ному сотвориша. И тако помале времени тщанием и радением родителя блаженнаго Иоанна над мощьми его церковь каменная, а наипаче Божиим смотре­нием, созидатися начинается.

И егда того места, идеж блаженный Иоанн по­гребен, земля, верху гроба его бывшая, изимашеся тогда помале гроба его верхня дцка является и по­том и весь его гроб окопан назирается. И егда доске изъятися, тогда аки камень твердый, тогда аки железо крепко гроб видим его зряшеся. И тако бла­женнаго тело цело и невредимо тако зелено цветущо и одежда цела и нерушима показовается. И яко­же тело блаженнаго цело и тлению непричастно, тако и одежда нерушима и нетленна зряшеся, тогда дивный и ужавный страх предстоящих объемляше. Тогда и всежелателное блаженнаго мощем святолепное почтение содевашеся, ибо священник с Чест­ным Крестом блаженнаго Иоанна тело в древнюю церковь приносит и поставляет у праваго крылоса противу окна. И тако всем входящим и изходящим блаженный зрим бывает. Тогда воспомяну и роди­тель блаженнаго еже в явлении к нему о убийце рече: «Аще оного, глаголя, убийцу, не исходатайствуете, то мене не точию в сем веце, но и в будущий зрети лишистеся». И такожде, якоже родителем обещася, тако всему миру объявися. Тогда родителя онаго кая не обья неизглаголанная радость, кая не обвесели родителскую святолепную старость похвала, кая не излияся о таковом блаженном чаде сладость, ея же изрещи несть возможно. Яко за малую скорбь — святолепную радость, за малую печаль — вечное блаженство, а наипаче, якоже родитель блаженнаго тогда поведа, яко пред малым летом того же бла­женнаго поперед единоутробный братец в том же месте погребен и того ниже гробница, ниже соста­ва тела или одежды кая следица обретеся ту, но все пепел, все тля оказашеся. И тако блаженнаго роди­тель, яко же неции глаголют, не дождався соверше­ния церкви, от вещественных к невещественным преселися, зане узрев превозжеленнаго своего чада мощи нетленны и потом и сам вскоре в небесная взяся селища.

Не утаися же сие и архиерею Ростовскому митрополиту, и оный, аще и благословляет Воскресенскаго монастыря, близь тоя же церкви бывшаго игу­мена и от иноческаго образа монахом и от священнаго чина иереом, воеже бы освидетелствовати бла­женнаго неповиннаго страстотерпца Иоанна мощи. Оным же свидетелствующим, и всяко святолепно быти познавшим, яко же рехом, тело блаженнаго, толико лет толикое предолгое время землею покровенно яко двадесятьшестолетное время тлению бяше ниже вони и смрада мертвых телес причастно не бяше, но аки днесь положены и всеми зряхуся, и токмо малая часть взята бысть от десныя его руки перста мизилнаго, свойственна бо есть земля своя сродна взяти. Такожде и одежда его вся цела и не­тленна, яко днесь положена, зряшеся. И срачица его на нем, яко виссон, очервленна, тако его страстотерпческою кровию обагренна, в ней же убиен и погребен бысть зряшеся. И толикими летнежарчайшими солнечнопечении тело блаженнаго в древянней церкви вящши лета непокровенно землею стояше и не испечеся толикими теплоразлиятелными воздухи в летнее время согревашеся растаемо не явися, но яко алавастр пресветлый, яко сунклит прекрепкий, яко ярина пребела, тако благодатию цветяше, тако воню благоухания, яко священных аро­мат испущаше и многим различными недуги одер­жимым приходящим с верою, исцеление неоскуд­ное источаше.

Тогда прииде некий болярин, слеп очима, и припадая Иоаннову телу моляшеся и прошаше очима своима света и одеждою его очи свои тряше, и зрак дневный тогда нача помале озирати. И совершеннаго ради своего здравия испроси у священника в дом свой урезати края одежды Иоанновой.

И таковое удивлению достойное, таковое радос­ти исполненое от мощей блаженнаго Иоанна чюдодействие егда доложено бяше священнейшему Ростовския епархии митрополиту свидетельство. Но о нем тогда архиереом не до явленно чюдотворных мощей бяше, но о преложении народа всероссийскаго пекущимся тогда. И отрече о блаженнем дос­товерное свидетельство святитель ростовский, по­неже тогда народ во всероссийстей державе на архиереов воставаше за новотворныя великороссийс­ким Никоном патриархом книги. А яко достовернии глаголют, яко сей блаженный Иоанн новотворных книг всочетания тайн причастник не бяше, ниже по новотворных книг крещения приобщение имаше, но святодревлецерковнаго крещения божественную благодать на себе просвещения носяше, и его благоверная отрасль бяше. А яко тако — всяко достоверно, понеже блаженный Иоанн родися во 165-е по 7000-х лето, а новотворение книжное произво­димо бысть по 7000-х во 166-е лете, но и потом, аще тако и преподаемо церквам, но едва во 170-м или паче во 174-м году, новины предвластвоваху, но обаче и тогда не вси церковнии священноначальницы того приемляху, но мнозии недостоврствоваху онаго быти и наипаче разглагольства и брани велия за оне подвизаху, и того ради мнози христоименитии людие и священноначалницы от новолюбитель и различными смертми нелепотне казняхуся[4]. И по­тому, егда совершися она святаго Иоанна Предотечи церковь во 199-м по 7000 лете, тогда — о благонелепотнаго приказании пастырскаго, о погрешителнаго смысла! — яко светилника, во очесех всезримаго под спудом его заложа и угасити святитель приказа, се суть во оном же пределе теплом трапез­ной стене в церкви тело блаженнаго Иоанна (иже и доныне ту нерушимо пребывает) на правой стране в печюре заложити во оном же гробе и сверху покрывше гроб каменем белым с подписанием: лето, месяц и день убиения его.

Но обаче благодать Божия страдалца своего неповинна и доныне прославляти не престает, ибо на его же гробе верху из Сухова камня начат тещи целебная вода на день убиения его июня в 25 день.

Подготовил к печати И.В. Сагнак

Календарь древлеправославной поморской Церкви на 2005 год. Спб, 2004, С.73-77.